Горы Средней Азии

Гряда за грядой, все растут перед глазами хребты из степи: понижается один, за ним встает другой, и все это только окраины необъятного Тянь-Шаньского нагорья. А там, внутри, громоздятся хребты над хребтами, все выше, снежнее и скалистее, а в долинах на целые версты тянутся снежные обвалы, образуя мосты над бешеными горными потоками. Так у вершин Чирчика; а восточное, переваливши то один, то несколько хребтов, встречаешь высокую степь; за ней еще хребет и опять степь, но уж выше. Не осокорь растет в ее глубоко врезанных речных оврагах, а горная ель; а потом опять подъем к снеговым вершинам, и вровень с ними опять высочайшая степь, и на ней еще громоздятся внутренние высочайшие хребты Тянь-Шаня, один за другим, и много их на центральном Тянь-Шаньском нагорье, и все они сходятся к главной горе, крутой и наполняющей ледниками свои бесчисленные ущелья. На сто верет тянется ее вершина — широкое снеговое поле, никем еще не достигнутое, усеянное крутыми остроконечными пиками — и эта колоссальная многозуабчатая вершина, поднятая над всеми снеговыми хребтами, есть лишь подошва Хан-Тенгри, небесного Хана, возвышающегося до 24 000 футов. И не только недоступен этот великий Хан Тянь-Шаня, но и ниоткуда не виден снизу; до вечных снегов надо подняться, чтобы увидеть его, и то не всегда увидишь; облака лепятся по ледниковым ущельям далеко ниже его подошвы; не видно тогда и застилающих эту подошву, окружающих ее со всех сторон низких пиков, не превышающих 20000 футов. Недоступность Хан-Тенгри придает Тянь-Шаню вполне азиатский характер: точно окаменелый, вечный первообраз великих ханств, слагавшихся и разлагавшихся у его подошвы.